Хотя время предобеденного сна давно миновало, он знал, что уснуть не удастся. Рядом с диваном тянулись полки с книгами, посвященными различным преступлениям; убийства занимали целую стену кабинета, и гордостью этой коллекции были высокие в синем переплете тома серии «Знаменитые судебные процессы Британии». Он посмотрел на недавно вышедшее продолжение серии — «Процесс над миссис Джуел». В этом деле Хью Роуленд готовил — во всяком случае, так говорили — материалы для защиты.

Близкий свет лампы ярко освещал грубую, всю в пятнах кожу на лице доктора Янга. Затемненное стекло очков сверкало, второй глаз, пронзительный и темный, сердито вращался. Уголки рта были опущены, отчего нижняя челюсть сделалась почти плоской; нос двигался, словно его обладатель собирался чихнуть; Ник с презрением посмотрел на книгу. Затем протянул руку и снял ее с полки. Он начал читать.

Ливень неистовствовал почти до семи часов вечера, мешая заснуть. Доктор Янг читал все с тем же упорством, положив книгу на живот и вывернув голову так, что рисковал сломать себе шею. Он то и дело презрительно ухмылялся, но ни одной похвалы не слетело с его уст. Без десяти семь дождь ослабел, в семь прекратился. Доктор Янг медленно поднялся, чтобы открыть окна и впустить свежий, целительный воздух. Уже в половине восьмого он безмятежно спал. Открытый том «Процесса над миссис Джуел» лежал у него на груди.

Следующее, что он услышал, был чей-то крик. Кто-то бесконечно повторял одно и то же слово. Затем оглушительно, отчетливо раздалось:

— Ради Бога, сэр, вставайте. Мисс Бренда говорит…

Он открыл глаза.

Лицо Марии, горничной, склонилось над ним, как лицо вампира, пришедшего выпить его кровь. Он пережил мгновение неподдельного суеверного ужаса; инстинктивно подпрыгнул, словно затем, чтобы прогнать страшное видение, и боль, пронзившая сломанные конечности, окончательно пробудила его.

— Это мистер Фрэнк, сэр. Он лежит посреди теннисного корта.

Затем поток слов, еще более безумных.

— Просто не могу поверить, сэр, но я сама видела его там. Его задушили его собственным шарфом, и мисс Бренда говорит, что он мертв.

Глава 4

Хитрость

В четверть седьмого вечера — перед самым началом грозы, о которой впоследствии так много говорили, — смешанные пары в составе Бренды Уайт и Фрэнка Дорранса против Китти Бэнкрофт и Хью Роуленда решили, что продолжать игру невозможно.

Во-первых, настолько стемнело, что было почти не разглядеть мяча. Хью Роуленд неожиданно обнаружил, что он из ниоткуда появился под самым его носом — поразительное явление: он редко оказывался там, куда попадал мяч. Хью уже оставил все попытки играть в хороший теннис. Единственное, чего он хотел, так это бить по мячу, бить изо всей силы, где бы тот ни оказался.

После четвертого гейма они поменялись местами. Теперь Хью и Китти оказались на южной стороне, спиной к просвету в стене тополей. Порывы ветра раскачивали деревья, то и дело поднимали козырек Китти и засыпали глаза пылью. Очередная вспышка молнии, за которой последовал оглушительный удар грома, ярко осветила раскачивающуюся на столбах сетку.

— Фрэнк, давай прекратим! Пойдем. Прошу тебя!

— Чепуха, старушка.

— Фрэнк, пожалуйста! Я больше не хочу, я боюсь грома. Побежим к дому или хотя бы к павильону, пожалуйста!

— Я почти уверена… — без всякой уверенности начала Китти.

— Вздор, старушка. Гром не причинит тебе вреда. Молния — вот чего надо бояться. Все в порядке. Продолжим. Для победы нам нужен только один гейм. Твоя подача, Бренда. Не раскисай!

Именно так и следовало говорить с Брендой. Когда над верхушками тополей вновь блеснула молния, Хью увидел, что Бренда взяла себя в руки, а Фрэнк пританцовывает перед самой сеткой. Ее подача была резкой и стремительной; Китти отразила удар и послала мяч Хью, который, стремясь лишь к тому, чтобы все это поскорее закончилось, ударил почти вслепую изо всех сил. Мяч скрылся в темноте, раскаты грома заглушили стук ракетки, и поэтому Хью не мог определенно сказать, что именно произошло, пока не прозвучал торжествующий голос Фрэнка:

— Готово! — Затем он добавил еще громче, — Но на вашем месте, Роуленд, я не пытался бы делать это слишком часто.

— Не пытался бы делать что?

— Посылать мяч прямо мне в лицо с расстояния десяти футов.

— Я не вижу вашего лица. Извините.

— Разумеется, вы сделали это не специально. Продолжим, Бренда. Подними мяч и перестань дрожать. Похоже, Роуленд теряет контроль над собой. Еще два очка — и победа за нами.

Хью действительно окончательно потерял самообладание. Он и сам знал это, но, подходя к сетке, старался сделать вид, будто совершенно спокоен.

— Вы, — проговорил он, — как всегда, правы. Последние полчаса я размышляю над тем, не дать ли вам в глаз. Пожалуй, я сейчас так и сделаю. Откровенно говоря, мне бы хотелось вас убить.

Его противник и глазом не моргнул:

— Ничего не получится, старина. Вы на три дюйма выше и почти на три фунта тяжелее меня и отлично это знаете. Более того, я вовсе не боюсь вас. Связываться с вами было бы просто глупо, а я глупостей не делаю.

Хью внимательно смотрел на подтянутую фигуру по другую сторону сетки, на розовое, словно восковое, лицо, на сверкающие в свете молнии глаза и чувствовал, что настроение его изменяется. Он ничего не мог поделать с собой. За тем, что вызывало у него отвращение, крылось нечто такое, чем он не мог не восхищаться. Гнев утих и сменился горькой самооценкой. Хью понимал, что терпеть не может Фрэнка прежде всего потому, что тот на восемь или девять лет моложе его и уверен в себе, как очень немногие молодые люди, едва перешагнувшие порог двадцатилетия.

Да, подумал он, возможно, было бы неплохо, если бы Фрэнк умер.

— Я бы просто не стал драться, — продолжал Фрэнк. — Ведь вы не можете ударить человека, который не даст вам сдачи, не так ли? Если бы вы сделали это, то были бы настоящим хамом.

— Он не может, — каким-то странным тоном сказала Бренда. — Но предположим, что ты встретишь того, кто смог бы?

— Тогда я обошелся бы с ним по-другому, — холодно отрезал Фрэнк. В темноте он повернулся к Хью и заговорил дружелюбным, ласковым тоном, — Послушайте, старина. Сегодня вы уже дважды выставили себя настоящим ослом, что весьма и весьма примечательно: ведь вы, по словам Бренды, такой дока в своей профессии. Лично я думаю, что вы чуток прихвастнули, чтобы произвести впечатление на Бренду, поскольку в нашем вчерашнем споре проявили себя не с самой лучшей стороны. Однако покончим с этим, ладно? Возвращайтесь на свое место, и закончим сет, пока не пошел дождь.

Есть предел человеческому терпению. Трудно сказать, что могло бы произойти именно сейчас, а не чуть позже, если бы именно в эту секунду не разразилась гроза.

— Заберите мячи, — крикнул Фрэнк и, взяв Бренду за руку, поспешил в укрытие. — Заберите их, Роуленд. Они с вашей стороны сетки. Пошли!

Первые капли дождя прибили пыль на покрытии корта. Она набухла и потемнела. За кромкой корта внутри проволочной сетки шла заросшая травой тропа в фут шириной; большинство мячей закатилось именно туда, они лежали в углах, и достать их было довольно трудно.

Когда Хью побежал за остальной компанией к маленькому павильону, он уже наполовину промок.

Молодые люди собрались под навесом крошечного крыльца, который почти не защищал от дождя. Бренда пыталась открыть дверь. Но та не поддавалась.

— Помогите мне, — попросила она, перекрывая рев бури. — Не думаю, что дверь заперта, но она никак не открывается. Ах! Ничего не выходит. Если вы не хотите попасть внутрь, то я очень хочу.

— Похоже, ты и впрямь не любишь грозу, старушка? — спросил Фрэнк, небрежно надевая пиджак и повязывая шарф.

— Не люблю и откровенно признаюсь в этом.

Фрэнк занимался шарфом. Тот был из плотного бело-голубого шелка и, словно флаг, трепыхался на ветру. Фрэнк сложил его вдвое, намотал на шею и завязал узлом.