— Я это прекрасно понимаю, мисс Уайт. Но как вы узнали, что следы были оставлены вашими туфлями?

— А вот как. Сперва я ничего не заметила. Потом подумала: «Что он здесь делает?» И увидела следы. Моя голова была занята теннисом, теннисом и только теннисом; следы были плоскими, словно от теннисных туфель, а здесь, кроме меня, никто не носит обувь такого маленького размера.

— И вы поняли, что это ловушка?

— О Господи, нет! Я вовсе не думала о том, что это ловушка. Во всяком случае, тогда. — Бренда широко открыла глаза. — Я подумала лишь о том, что кто-то надел мои туфли, И что я не могу к нему подойти. Вы видели его лицо?

— Откровенно говоря, я и вам хотел задать этот вопрос. — Хедли говорил таким медоточивым тоном, что Хью снова поддался тревоге. — Попробуем все выстроить по порядку. В показаниях, которые вы недавно дали, необходимо уточнить несколько пунктов.

— Да.

— Значит, вы сказали, — Хедли нахмурился, — что в семь часов, после грозы, мистер Дорранс и миссис Бэнкрофт отправились к ней домой, а вы и мистер Роуленд пошли к подъездной дороге. Вы сказали, что он «поехал домой».

— Да.

— Но ведь совершенно очевидно, что мистер Роуленд домой не уехал. Куда он поехал?

— Не знаю, — ответила Бренда, бросив быстрый взгляд на Хью. — Он сел в машину и уехал.

— Сел в машину, — задумчиво повторил Хедли, и его карандаш стал описывать круги. — И уехал. Ясно. Насколько я понимаю, вы сразу пошли домой, на кухню. Теперь обратимся к тому, что не совсем ясно. Почему вы потом вернулись на корт?

Внутренний голос Хью отчаянно взывал к Бренде: «Бренда Уайт, если ты когда-нибудь способна была проявить осторожность, прояви ее и сейчас! Непременно прояви!» Его голова звенела от усилий телепатически передать Бренде предупреждение. Напряжение среди присутствующих заметно возросло. Хью слышал астматическое дыхание доктора Фелла.

— Вы говорите, что горничная Мария попросила вас пройти сюда и забрать… э-э… корзину для пикников. Правильно?

— Нет, нет. Не корзину для пикников. Баул для пикников.

— Баул для пикников?

— Да.

— Но какая разница? — осведомился Хедли. Он почти шутил. — Разве это не одно и то же? Моя жена всегда заставляет меня таскать это, когда мы едем за город.

— Нет, нет. Это не одно и то же, — сказала Бренда и замолкла.

— Но что же это, мисс Уайт. И где оно?

— Там, — оглянувшись через плечо, сказала Бренда. — В углу. Отсюда его видно.

— Что? Этот чемодан? Та самая штука, на которую вы постоянно поглядывали последние пятнадцать минут? — Бренда хотела было возразить, но Хедли ее опередил. Он шагнул на низкое крыльцо и заглянул в дверь. — Не похоже, чтобы он мог кому-нибудь пригодиться. Зачем он ей понадобился? Что в нем?

Бренда даже не пошевелилась.

— Кое-что из посуды и… и термос.

— Посуда, — пробормотал Хедли. По-прежнему держась за косяк двери, он выгнул шею и посмотрел в сторону теннисного корта, где вилась цепочка следов.

— Видите ли, — затараторила Бренда, словно могла таким способом отвлечь его внимание. — Он понадобился Марии. Кроме того, я обещала Китти. Я дала ей торжественное обещание, что сегодня же принесу его домой. Поклялась, что принесу. Китти сказала, что он из хорошей кожи и здесь напрасно сгниет.

Хедли насторожился:

— Вы обещали миссис Бэнкрофт принести его сегодня домой?

— Да, обещала. Ведь так, Хью?

— Разумеется, так.

— Но на самом деле не принесли?

— Нет. Она сказала, что он из хорошей кожи и зря сгниет здесь…

— Понимаю. Тяжелый? Он тяжелый, мисс Уайт?

— Не очень.

Пробормотав извинения, Хедли сунул голову в дверь павильона и протиснулся внутрь. Они видели, как он склонился над баулом. Затем он выпрямился, и до них донесся глухой голос:

— Вы совершенно правы.

Он обернулся, стукнувшись головой о фонарь, и когда снова появился на крыльце, Хью с какой-то маниакальной отстраненностью увидел баул, который Хедли держал двумя пальцами.

Суперинтендент открыл замок. В бауле не было теннисных туфель; не было почти ничего. Если не считать двух чашек и треснувшей тарелки, баул для пикников был пуст.

Глава 12

Злоба

Когда пришел сержант, Китти и Ник сидели в саду небольшого уютного дома Китти.

Маленький сад окружала беленая стена восьми футов высотой, под аркой калитки свисал миниатюрный фонарь. По обеим сторонам лужайки, которую пересекала тропинка, вымощенная камнями, росли розовые кусты. Фасад дома оживляли французские окна с карнизами. Из окон струился свет, такой же тусклый, как свет фонаря над калиткой.

Ник сидел в инвалидном кресле на колесах. Раскрыв зубами складной нож, он в полутьме предавался весьма кропотливому занятию — пытался одной рукой очистить яблоко. Китти сидела на ступеньке крыльца, обхватив руками колени и положив на них голову. Из инвалидного кресла доносились злобные, монотонные проклятия.

Китти подняла голову.

— Вы устали, бедненький, — сказала она. — Я дала вам немного поесть. Почему бы вам не отправиться домой и не прилечь?

— Прилечь! — сказал Ник. — Похоже, все и каждый только о том и думают — о том, как бы мне прилечь! Сколько, по-вашему, мне лет? Не будь у меня сломана нога, я пробежал бы милю быстрее всех в Северном Лондоне. И в фехтовании обошел бы любого на семь уколов.

Китти вскинула глаза, вздрогнула и плотнее обхватила колени.

— Я этого не потерплю, — заявил Ник. — Это мой дом. Мой теннисный корт. Пока я хоть что-нибудь здесь значу, мне никто не будет приказывать. — После недолгого молчания Китти с удивлением услышала глухой смех Ника. — Впрочем, знаете ли, возможно, это и к лучшему. Спокойный подход… осторожный подход… драматический подход…

Китти снова подняла голову:

— Ник.

— Э-э?

— Кто, по-вашему, действительно убил Фрэнка?

— Мистер Выскочка Роуленд.

— О да, знаю, вы говорили, что он. — В голосе Китти звучало явное нетерпение. — Но кто истинный убийца?

— Мистер Выскочка Роуленд, — повторил Ник. Яблоко хрустнуло под его зубами.

За этот день Китти переоделась, возможно, раз в шестой. Ее покойный муж имел обыкновение повторять, что она переоблачается из одного наряда в другой быстрее, чем любая из его знакомых женщин; и хоть опыт его продолжался недолго, это, скорее всего, была правда. Сегодня она уже успела сменить вечернее платье на другое — черное; и на его фоне белки ее глаз выделялись ярче, чем смуглая кожа.

— Я не знаю, о чем вы думаете, — сказала Китти сквозь зубы. — Но одно мы обязаны сделать. Мы должны остановить Бренду. Убедить ее перестать лгать.

— Вы полагаете, что Бренда лжет?

— Конечно лжет. Я не так умна, как некоторые, и поэтому не доверяю всем этим умникам. И не надо ухмыляться. Но что до меня…

— Хм.

— По-моему, все очень просто. Разве вы не понимаете, что, когда убили беднягу Фрэнка, на корте вообще не было никаких следов? Бренда нашла его там и сама оставила все эти следы. Теперь она боится, что полиция обвинит ее в убийстве.

— Не обвинит, — сказал Ник с набитым яблоком ртом.

— Почему нет? Почему?

— Следы слишком глубокие. Помимо всего прочего, кто-то ведь должен был убить Фрэнка. Как мог убийца перейти через весь корт и вернуться назад, не оставив следов? Э-э?

— Какой вы глупый, — сказала Китти. — Не хочу сказать, что очень, но все-таки глупый. Как же, по-вашему, беднягу Фрэнка умудрилась заманить на корт? Вы же знаете его аккуратность. Знаете, что он терпеть не мог, когда на его туфлях было хоть единое пятнышко. — В ее голосе звучала убежденность. — Пари — вот что это такое. Помните, как Фрэнк поспорил с Хью Роулендом по поводу гимнастики? Фрэнк держал пари…

Ник остановил ее.

— Я помню, — сказал он очень мягким голосом. — Час назад я вспоминал об этом. Любопытно, помнит ли Роуленд. Я очень хочу, чтобы вы запомнили это.

— Нечто подобное я и имею в виду. Что-то в таком роде, но не совсем. Фрэнк был таким ребенком. Какой-нибудь гнусный тип сказал: «Я могу сделать то-то и то-то». Фрэнк возразил: «Нет, не можете». И они попробовали. Вероятно, что-то такое, после чего на корте не осталось следов: например, длинный прыжок. Или прыжок с шестом — да, скорее всего, именно прыжок с шестом. В Канаде это называется так.